Верующие женщины Godwomen.org

Лабиринт родословной и личности, Вечная загадка русской истории. "Мать всех царей русских" — так сказано о ней в сербском средневековом житии. Хотя тогда русских государей весьма редко именовали царями. По сути же верно. Летописный образ княгини Ольги — классический пример правительницы.

В русских летописях — Ольга, в скандинавских сагах — Алогия. Откуда она родом, на каком языке впервые было произнесено ее имя? Да и каково оно на самом деле, это имя? Наконец, в каком году она могла родиться? Все это не ясно. И вряд ли когда-то найдется достоверное "метрическое свидетельство" великой княгини киевской.

Что остается историкам? Пытливо допрашивать источники, сопоставлять, проводить историко-психологический, этнопсихологический анализ. Зачем? Чтобы попытаться понять феномен Ольги, один из самых захватывающих сюжетов человеческой истории Руси. Киевской княгине Ольге одной из первых суждено было войти в сонм русских святых, канонизированных Церковью. Сведения об Ольге в летописных и церковных источниках довольно противоречивы и носят полулегендарный характер. Потому в научных кругах вокруг ее имени уже в XVIII веке разгорелись споры.

По летописям известно, что у князя Рюрика главным военачальником и первым доверенным лицом был Ольг (в поздней транскрипции Олег), норманнский конунг. Летописцы называли его "князем урманским". Само имя Ольг, Олег — русская интерпретация древнескандинавского Хельг. В некоторых источниках туманно указывается, что Ольг состоял в некоем родстве с Рюриком. Но так как Рюрик по происхождению принадлежал к варягам-"руси" (как полагают исследователи, одному из западнославянских племен), но не к "норманнам", "свеям" или другим скандинавским племенам, что особо оговаривается в "Повести временных лет", то это родство могло идти скорее по линии жены Рюрика, о которой не сохранилось никаких сведений. Зато известно, что когда около 879 года Рюрик скончался, его сын Игорь (Ингвар, как звали его варяги) был еще младенцем, и кормило власти уверенной рукой принял Олег.

Судя по летописям, он вел себя не как регент при малолетнем наследнике, а как самостоятельный полноправный властитель. Покинув Новгород, он вел завоевательные походы, дошел до Киева, коварно выманил и убил правивших там Аскольда и Дира, сделал Киев южным "стольным" центром Руси и тем самым завладел всем путем "из варяг в греки", что сулило огромные экономические и политические выгоды. Приплыв к Киеву, Олег спрятал дружину в ладьях и велел сообщить Аскольду и Диру, что прибыли некие богатые купцы, которые привезли известие от новгородского правителя. Когда князья вышли на берег радушно встречать гостей, не заботясь о вооруженной охране, Олег показал им маленького Игоря, объявив: "Вот сын Рюрика и ваш князь!" Тут же из засады выскочили дружинники с мечами и закололи на месте не успевших опомниться и вступить в объяснения князей. Но "княжение" Игоря в данном случае было лишь предлогом для расправы с Аскольдом и Диром за узурпацию власти.

В дальнейшем при жизни Олега о "княжении" Игоря не упоминалось даже тогда, когда он стал совершеннолетним. Так, под 903 годом (Игорю уже минуло двадцать лет) в "Повести временных лет" уклончиво сообщается, что "Игорь возрос и ходил по Ольгe и слушал его", а "летописец Переяславля Суздальского" уточнял, что Игорь не только "слушал" Ольга, но и "все по воле его творил".

В 907 году Олег совершил легендарный поход на Царьград, заключив с греками договор от своего имени. Когда в 911 году киевские послы отправились в Византию для заключения нового договора, они заявили, что прибыли от имени Олега, "великого князя Руского". Игорю в то время было более тридцати лет, но, видимо, никакой значительной роли в политической жизни он не играл. В одном средневековом документе, написанном на еврейском языке, рассказывающем о международных делах Хазарии X века, ученые обнаружили имя некоего "царя Руссии" Хальгу, который, по всей вероятности, и был Хельгом-Ольгом (Олегом).

Летописи вполне определенно указывают, что лишь в 912 году "начал княжить Игорь по Ольге" (то есть после его смерти). Женитьба Игоря отнесена к 903 году. В поздних источниках XVI века — церковной литературе и "Степенной книге царского родословия" — приводится легенда, будто Игорь, охотясь под Псковом, встретился с простолюдинкой Ольгой, которая перевезла его через реку и настолько поразила княжича своей нравственной чистотой и мудростью, что впоследствии, задумав жениться, он именно ее избрал себе в супруги. Ранние летописи повествуют об ином: невесту для Игоря выбрал сам Олег, а Игорь, как и во всех прочих случаях, подчинился его воле. По одним источникам, в Киев девушку "привезли от Плескова", по другим уточняется, что она — родом из села Выбутово (или Выбутино) под Псковом. Но она уж никак не могла принадлежать к низшему сословию.

В XVIII веке историк В.Н.Татищев иронизировал по поводу созданной в XVI веке романтической сказки о женитьбе Игоря: "Олег избрал, а не Игорь собою женился; к тому же видим, что все князи и прежде и после женились на дочерях княжеских, а на крестьянских ни единого". Ссылаясь на не дошедшую до нашего времени Иоакимовскую летопись, Татищев утверждал, что Ольга была внучкой новгородского посадника Гостомысла, предшественника Рюрика, и ее домашнее имя было Прекраса. Однако А.А.Половцев в своем  биографическом словаре указывает, что в XIX веке в научном мире распространилась версия о принадлежности Ольги к знатной варяжской семье. В Типографской летописи говорится: "Некии же глаголют, яко Ольга была дочерью Олега".

Действительно, само летописное имя девушки Ольга (Хельга) может послужить основанием для гипотезы о ее кровном родстве с конунгом Ольгом. В Древней Руси родовая принадлежность человека являлась делом первостепенной важности. Древнерусские авторы, рассказывая о женщине, прежде всего указывали, чья она дочь, опуская при этом, как правило, ее собственное имя. Так, в "Повести временных лет" говорится, что матерью князя Владимира Святославича являлась некая Малуша. Это не имя ее, а прозвание по отцу — Малу Любечанину. В "Слове о полку Игореве" жены Игоря и Всеволода также названы по "отечеству": Ярославна и Глебовна, хотя их собственные имена Ефросинья и Ольга. В 4-й Новгородской летописи, рассказывая о событиях начала XII века, автор сообщает: "Оженился Мстислав Володимерич в Киеве, поял Дмитриевну в Новегороде Завидовича". То есть киевский князь взял в жены дочь новгородца Дмитрия, сына влиятельного посадника Завида. Иногда, впрочем, в летописях женщину могли называть по мужу, если он пользовался политической известностью. Но всегда ее собственное имя оказывалось второстепенным и заменялось главным — показателем ее связи с определенным родом.

Княжеские браки были делом большой политики, здесь действовали не чувства, а расчет. И Олег, по логике вещей, должен был искать для Игоря, своего будущего преемника, такую невесту, которая обеспечила бы прочную связь двух их родов. Даже легендарные сведения о том, что Ольга, возможно, являлась внучкой Гостомысла, этому не противоречат. Норманнскому конунгу, пришлому чужаку, трудно было бы утвердить свою власть над Русью без поддержки местной знати. А чтобы заручиться этой поддержкой, Олегу нужно было стать для русской аристократии своим. И самым верным средством для этого послужил бы брак с женщиной из русского знатного и авторитетного рода. Род Гостомысла, недавнего правителя, в таком случае был бы особенно предпочтителен. Наверняка у Олега, правившего на Руси более 30 лет, возникла здесь семья, которую он мог держать какое-то время в своих псковских вотчинах. Возможно даже, что русская родня действительно дала девочке какое-то славянское имя наподобие Прекрасы, но в политической жизни по традиции она уже фигурировала под своим "отечеством". В Никоновской летописи, например, говорится, что Ольгу привезли в Киев в возрасте 10 лет, чтобы обручить ее с Игорем.

Если доверять летописным рассказам, по своему характеру и поступкам Ольга гораздо ближе была к варяжскому мировосприятию, чем к славянскому. После гибели мужа она проявила незаурядную политическую активность: вела войны, устанавливала дани, сама объезжала свои владения, утверждая законы подданных, отправилась за море в Византию для переговоров с императором и так далее. Да и ближайшее ее окружение состояло из варягов: главный военачальник — Свенельд, воспитатель малолетнего сына — Асмуд. И наверняка звали тогда их госпожу не Ольгой, как впоследствии назовет ее русский летописец, а Хельгой, ее исконным "отечеством".

В продолжении всей  последующей русской истории среди княгинь славянского происхождения трудно найти женщину, по типу поведения напоминающую Ольгу. По традиции, женщины на Руси не вмешивались в политическую борьбу, а тем более не правили княжествами после смерти мужей. Но зато впоследствии близкими Ольге окажутся гречанка Софья Палеолог, супруга Ивана III, и Елена Глинская, супруга Василия III — ее родичи принадлежали к литовской знати. Впервые лишь русская царевна Софья в XVII веке попытается уподобиться Ольге, но это кончится для нее трагически. Е.А.Рыдзевская в книге "Древняя Русь и Скандинавия" отметила сходство характеров и поступков княгини Ольги и ее младшей современницы, героини скандинавских сказаний Сигрид Гордой.

В древних сагах Сигрид предстает женщиной властной, самолюбивой и энергичной. Ольга одно из посольств древлян сожгла в бане. Сигрид аналогичным образом расправилась с неугодными ей женихами, велев поджечь дом, где был устроен для них пир. Став женой сначала шведского конунга Эйрика, а потом датчанина Свейна, Сигрид принимала деятельное участие в политических событиях. Рыдзевская пишет: "Сигрид является одним из характерных для саг женских образов, в которых отразилась энергия и самостоятельность эпохи викингов". Это объясняется тем, что у скандинавов в раннем средневековье еще сохранились пережитки матриархата.

Княгиня Ольга вела себя как женщина, воспитанная в традициях и понятиях викингов. Как и конунг Ольг, она в борьбе за власть беззастенчиво прибегала к тактике обмана и бестрепетно относилась к пролитию человеческой крови. В конфликте с древлянами она отличилась изощренно-жестокой мстительностью, которая не была свойственна славянским женщинам. Зато в скандинавских сагах способность к мести, причем осуществленной коварным путем, воспевалась как некая доблесть. В книге Рыдзевской, например, приведена сага, в которой повествуется, как при дворе князя Ярослава Мудрого (Ярицлейва, как зовется он в саге) воспитывался сын норвежского конунга Магнус. Однажды во время княжеского пира мальчик, забавляя присутствующих, пошел по столу на руках. Один из старых дружинников счел это непристойным и сбросил шалуна со стола, сделав ему выговор. Тот, затаив гнев, дождался, когда князь ушел спать и захмелевшие дружинники доедали и допивали угощение, взял боевой топорик, подкрался сзади к своему обидчику и нанес ему смертельный удар. Скандинавский сказитель рисовал этот эпизод с нескрываемым сочувствием и одобрением, что явно не соответствует духу славянской этики.

Драматическая история борьбы древлян и княгини Ольги также демонстрирует столкновение различных психологий и мировосприятия. С одной стороны — открытость, прямодушие древлян и вера в нерушимую твердость слова, данного правителем. С другой стороны — мировоззрение, выработанное вековой разбойной практикой варягов, не стеснявших себя соображениями нравственности и считавших коварство и ложь высшими достоинствами, если только они помогали достичь цели.

Когда муж Ольги Игорь отправился собирать дань с древлян, те честно выплатили ему все, что полагалось по уговору. Но на обратном пути корыстолюбивая дружина Игоря заявила, что ей мало, и потребовала, чтобы князь вернулся за новыми поборами. Игорь, видимо, не отличался силой характера и подчинился воле дружинников, как раньше подчинялся воле Ольги. Древляне же вполне справедливо сочли действия Игоря беззаконным грабежом и убили его, видя в нем уже не князя, достойного своего титула, а хищного "волка".

Но они не помышляли о вражде с Киевом и потому тут же отправили послов к Ольге, предлагая восстановить мир с помощью брака Ольги и своего князя Мала. Ольга, однако, не разбирая, кто прав, кто виноват, жаждала мести. Расправившись с послами, она нарушила общепринятые, издавна существовавшие нормы дипломатии, по которым послы были неприкосновенны. Если же случалось, что послов убивали, то это всегда означало прямой вызов, объявление войны.

Ольга же скрыла гибель первого посольства и, демонстрируя лицемерную готовность выйти за Мала, вынуждала древлян вновь и вновь посылать к ней наиболее знатных и авторитетных мужей, которых постигала та же участь. Первое посольство Ольга велела нести от берега реки к княжьему двору в ладье, якобы желая тем оказать ему большие почести. Но принесли их к глубокой яме, в которую сбросили вместе с ладьей и принялись заживо засыпать землей. Ольга, наклонившись над ямой, со злорадной издевкой спросила обреченных послов: "Добра ли вам честь?" И те отвечали: "Пуще нам Игоревой смерти".

Сам характер захоронения в ладье чужд русской культуре. Археологи не обнаружили и по сию пору подобных славянских захоронений. Правда, арабский путешественник Ибн Фадлан в начале Х века описал погребение "знатного руса" в ладье. Но, во-первых, погребальная ладья в завершение обряда была сожжена, а во-вторых, это происходило на земле волжских булгар, и неизвестно, кого мог принять за знатного руса не очень-то разбиравшийся в местных этнических особенностях Ибн Фадлан.

А вот у варягов такие погребальные традиции существовали. В Норвегии, например, было открыто Осебергское погребение середины IX века, с зарытым в землю, но хорошо сохранившимся кораблем викингов длиной в 21,5 метра, снабженным пятнадцатью парами весел. На корабле, кроме бытовых предметов, одежды и обуви, были найдены украшенные богатой резьбой телега, трое саней и три деревянные кровати. Неподалеку в Гогстаде раскопали еще одно аналогичное захоронение с кораблем. Как полагают ученые, эти захоронения принадлежали роду норвежских конунгов.

Ольга, обещая древлянским послам великие почести, вкладывала в это зловещий смысл: она умертвила их, соблюдая обряд похорон знатнейших варяжских правителей. А потом Ольга воспользовалась уважением древлян к святости погребальных ритуалов, высказав желание совершить тризну по мужу у города Искореста, где он погиб. После этого, обещала Ольга, она станет женой Мала. Древляне сами готовили поминальный пир, наварив для этого медов, и приняли участие в тризне. Ольга щедро их потчевала, предлагая пить за их здоровье. А потом, когда древляне вконец захмелели, дружинники княгини бросились на них с мечами (вполне как норвежец Магнус на княжеском пиру). Летописец сообщает, что было убито около пяти тысяч древлян, а на следующий год Ольга с помощью очередного коварного обмана сожгла сам город Искорест. Словом, Ольга заставила древлян справлять поминки по самим себе.

Русские летописи сообщают, что в 955 году Ольга отправилась в Византию, где и приняла крещение. Прославляя киевскую княгиню, повествователи рассказывали, будто она своей красотой и умом так очаровала византийского императора, что тот пытался склонить ее к браку. В реальности же в это время Ольге, по самым скромным подсчетам, уже минуло 60 лет, а принимавший ее византийский император Константин Багрянородный годился ей в сыновья, к тому же был уже женат.

По византийским источникам, визит Ольги состоялся в 957 году, о крещении не говорится вовсе, зато упоминается, что в свите княгини находился священник, ее духовник, а это означает, что она уже была христианкой. Пытаясь восстановить исторические реалии, ученые предлагают различные версии: либо русский летописец ошибся, указывая дату поездки Ольги в Византию, а эпизод с крещением вовсе недостоверен и Ольга приняла христианство ранее, в Киеве; либо были две поездки, и в первую Ольга стала христианкой. Целью же второй поездки могло быть не только желание заключить новый договор, но и намерение найти для сына Святослава невесту из императорской семьи.

Вот откуда мог возникнуть мотив сватовства, который за давностью лет приобрел в русских сказаниях совершенно фантастическую интерпретацию. Но если по русской легенде Ольга, схитрив, нашла способ под благовидным предлогом отказать византийскому императору, то в реальности, видимо, было как раз наоборот: Константин вежливо отклонил домогательства правительницы "варваров" насчет женитьбы ее сына. И, судя по византийским хроникам, Ольге был оказан довольно прохладный прием, ее заставили долго дожидаться аудиенции у императора. Во всяком случае, княгиня возвратилась в Киев недовольной. И хоть считала себя христианкой, она и на сей раз не погнушалась обманом. В Византии Ольга, стараясь заинтересовать императора союзом с Русью, пообещала ему военную помощь. Однако, вернувшись домой, тут же отказалась от своего обещания. А византийским послам, которые приехали в Киев, чтобы поторопить княгиню с выполнением договора, она с издевкой заявила, что, мол, пусть теперь сам император приедет к ней со своей просьбой и подождет, когда она его примет.

Мечту о том, чтобы породниться с византийской императорской династией, киевский двор, видимо, вынашивал издавна. Но воплотить ее в реальность сумел лишь внук Ольги Владимир, да и то с помощью оружия. Воспользовавшись ослаблением Византии и грозя беспощадным разорением ее дальних провинций, Владимир вынудил императорский двор выдать ему в качестве искупительной жертвы царевну, на которой и женился.

Рассказы об Ольге попадали в летописи из самых различных источников, и потому они противоречивы: в одних ощущается явная антиваряжская направленность, в других — официозное стремление возвеличить киевскую княгиню. По этому поводу Н.М.Карамзин в "Истории Государства Российского" заметил: "Предание нарекло Ольгу Хитрою, Церковь — Святою."

Русские святые иноземных кровей — не такая уж редкость. Среди прочих к лику святых была причислена и супруга князя Ярослава Мудрого Ингигерда, дочь шведского короля Олава. По скандинавским хроникам, она также была личностью сильной и не отличалась кротостью нрава. Однажды она своей строптивостью так разозлила обычно сдержанного супруга Ярослава, что тот прилюдно дал ей пощечину. Оскорбленная княгиня собиралась немедленно развестись с мужем и отбыть на родину. Придворные едва ее отговорили. Способна она была и на коварные, жестокие поступки. Так, в "Саге об Эймунде" рассказывается, как один из воевод Ярослава, недовольный своим жалованьем, решил уйти от князя к его брату. Княгиня в сопровождении дружинников пришла на берег к готовившейся к отплытию ладье и отозвала воеводу в сторону, якобы желая поговорить с ним. Но во время разговора она тайком подала знак дружинникам, чтобы те окружили и убили воеводу. Однако тот был настороже, сумел вырваться и добежать до ладьи, и так спасся. После смерти Ярослава Ингигерда, подчиняясь установившимся русским традициям, постриглась в монастырь под именем Анны. Сведения об Ингигерде в русских источниках очень скудны, но, видимо, ей и впрямь было что замаливать в сумрачной тишине монастырской кельи.

"Наука и религия"