Верующие женщины Godwomen.org

Курить начала, когда дочка в Израиль беременной выехала. Я очень нервничала. Сначала относилась к этому, как до пустяка. Думала, смогу бросить, теперь - психологичная зависимость. Все от нервов.

Что Бог дает, тому и радоваться надо.

В "Обманутой" Томаса Манна я играла героиню, которой за 50, у нее уже менопауза. В доме появляется учитель дочки, в которого героина влюбляется. Цикл возвращается, она говорит: я счастлива, я молодая, я снова полноценная женщина - а оказывается, у нее был рак…

Я не против пластичных операций. Но, как говорит врач, можно подтягуть лицо, но куда деть маразм". Красота в глазах того, кто смотрит.

Я верующий человек. С Богом говорю каждый день, но без посредников.

Никогда не была богемным человеком.

Не мешает ли популярность? Избави Бог. Правда, раньше каждый день на улице говорили: я вас люблю. Потом: вас так любит моя мама. Со временем: вас так любит моя бабушка. Теперь говорят: вас так любила моя бабушка

Первый мужчина и первая моя любовь - муж. Вместе мы прожили 46 лет. Самое счастливое время моей жизни.

Муж выдающийся, и я выдающаяся. Зарабатывали вроде бы много. Я могла иметь многого всего. Но имею лишь необходимое.

После войны мы жили очень бедно. В семье было понятие "дежурный суп". Родители варили нам, детям, что-то немного посытнее.  А "дежурный" суп ела вся семья и кто из знакомых зайдет. У меня до сих пор осталась привычка иметь "дежурную копейку" тому, кто в ней нуждается.

Всегда хотела быть высокой и длинноногой.

Лучшие мои друзья - мои дети. Друзей не может быть много.

Говорят, что внуков любят больше детей. Я люблю своих детей вместе с их детьми.

Я не интересна для сплетен.  Но они преследуют меня всю жизнь.

То, что часто снимали в фильмах, - везение. Но говорят: везет тому, кто везет. По таланту давали больше, чем заслуживала, а по работе - меньше. Работала, как идиотка.

В пьесе Жана Кокто "Священные чудовища" есть фраза: "Мадам, вы можете позволить себе роскошь быть всегда откровенной." Я имела такую роскошь.

Не смогла бы сыграть Медею. Я была бы неубедительной в этой роли. Не понимаю, как ради любви можно убить детей.

Ради своих детей на все согласна. Если кто-то искоса посмотрелна них или что-то сказал недоброе несправедливо - все, с этой же минуты человек перестает для меня существовать.

В моей профессии есть такая формула: того, кто падает - подтолкни. В жизни это неправильно. А в искусстве именно так. Если человек все валит, ничего не может - пусть отойдет.

Боюсь провиниться перед Богом. Даже убить комара. То есть я могу его убить, но потом зацикливаюсь: что ж это я сделала!

Я играла в качественном кинематографе, играю в некачественном - и счастлива. Потому что в 74 года у меня есть возможность выходить на съемочную площадку, встречаться с теми, кто ждет и любит меня.

Толпа меня не интересует. Меня может заинтересовать один человек.

Поэт Анатолий Мариенгоф, друг Есенина, после того, как повесился его 16-летний сын, написал в своем дневнике: "Следите за своими детьми, шпионьте, проверяйте их тетрадки, письма, кто друзья…" Это единый путь уберечь детей от зла. Я это делала.

Я суеверная. Не до идиотизма, но в приметы верю. Как-то записала в дневнике страшный сон: бегу по расплавленному асфальту, и ноги погружаются в него по косточки. Я внезапно понимаю, что ног у меня уже нет. Выпрыгиваю и вижу - ноги целые. А вскоре взорвался Чернобыль. Как не поверить? Если бы не записала, не поверила бы.

Дневники веду в течение жизни. Это уже привычка. Когда дети были маленькими, мы все вели дневники и раскрытыми оставляли на кухонном столе. Все желающие могли в них заглянуть. Это лучше, чем врать друг другу или что-то скрывать. Зачем его вести, если никто не читает.

У меня нет секретов. Всю жизнь все письма я получала распечатанными. Родные переживали, чтобы кто-то не написал какую-то грязь или анонимку.

Я - ангел. Так говорит про меня невестка.

Людей нужно воспринимать такими, как они есть. Не можешь принять - отойди.

Самое страшное - когда плачет мама.

Я могла бы жить в какой-либо стране. Меня держали бы там профессия и дети. Моя родина там, где сцена.

До 60 лет казалось, что профессия - главное. А когда вышла на пенсию, успокоилась. Нужно и про душу подумать.

Ада Роговцева